Небо искристое ночью, словно роса –звезды каплями по покрывалу черно-синему. Луговина покоем дышит, до тумана еще часа три осталось. На востоке уже краешек зеленью наливается, рассветы красивые под Рудьками. Окоем леса за луговиной - черной бороной – дышит. Шевелит зубчиками – верхушками, вздыхает ветром полуночным, ласковым, теплым. Птах заливистый, трелит по долам да овражкам, нет-нет сычи из-за бора дальнего голос подают. Луговина кошеная пахнет миром, цветком, землею жирной. Дом Божий тенью громадной высоко кресты вздымает в ночную синеву летнюю, ограда по столбам кружевом. Только лампадки за окнами высокими и над иконами входными перемигиваются. Не спят Святые, смотрят с укором, До заутрени долго еще, спит люд Божий- чернецы да люд прихожий – в домах за лесом. Благодать над Рiдной Матькивщiной стоит предрассветная. Дышит мир, спокойно спит, томно ворочаясь, посапывает носопырками детскими, кряхтит по стариковски в бороды, стонет снами молодецкими, храпит сыто по мужицки – покоит хозяек – защитник рядом, спина широка, кулак крепок, ласка груба но привычна. Покой. Жизнь. Лепота.
- Стась, Ста-а-ась проснись скорее, да чтоб тебя- детина неподьемный,- Маришка тормошила мужа по бабьи – тряся за плечо и подскакивая на широкой, еще дедовской перине, круглым коленом пружиня на панцирке, отчего железные шары на стойках мелко подрагивали, а само семейное ложе поскрипывало, словно от иных утех супружеских. Сквозь всхлипывание перепуганного Сашки из соседней комнаты, сквозь заполошный собачий лай, хлопанье калиток и нарастающий гул толпы наплывал частый, густой набат церковного большака.
-Господи, ведь говорила матери…сразу уходить надо было, после первого всполоха еще, Господи спаси, Сашка прекрати реветь, одевайся быстро, Карая поди привяжи – умаял гавкать.- Шепот Маришки горячий, вот –вот запаникует баба, проснувшийся муж убежал к плетню глянуть что да как, судя по беспокойным голосам с улицы - Митяй соседский прибежал, решают что делать. Громыхая по сеням сбитым впотьмах подойником ввалился Стась, сопя метнулся на зимнюю половину, зашуршал там чем-то, лязгнула разламываясь двустволка,-
-Маришка, бери Сашку, еды какой на пару дней, выходите на улицу, Митька щас меринка своего впряжет – отвезет вас к мамке, - клацнуло заряженное ружье.
-Ты чего?Чего случилось то?Да толком скажи? Что Война да?Война?...Ой Господи –и –и… Стаси – и - ик, - тонко и заливисто голосит Маришка, мужик то в камуфляже уже своем, для охоты, в городе купленном, с ножиком на боку, патронташем опоясанный – сурово и решительно вбивает ноги в старенькие кирзачи.
-С ума сдурела баба? Какая война? С кем? Какие-то сволоты церковь подожгли, да по округе разбежались – то ли зеки, то ли с «дурки» какой сбегли - словим, а пока езжай до мамки, так мне спокойнее. Дом тряхнуло с угла, да так, словно кто-то огромный и неповоротливый задел его походя, несясь на всем скаку куда-то. Бревна застонали словно выламывая свои деревянные суставы из пазов, стекла задребезжали, Маришка кубарем покатилась по ставшему вдруг отвесным полу, с потолка сыпануло известкой и мелкой деревянной трухой, завизжал с улицы маленький Сашка. Только муж ухватившись за дверной косяк удержался на ногах и сопя пробирался по все еще вибрирующему полу в сени.
-Быстро баба, делай как говорю, не дОбро тут.
Церковь не горела, как могло показаться издали. Световые сполохи красного, янтарного, ярко оранжевого и малинного цветов, клиньями проходили сквозь кровлю, купола, шатер колокольни, змеились из лопающихся окон, в какой-то неудержимой, дьявольской пляске изображая из себя огромных размеров костер. Плевались беззвучно разноцветными искрами – с голову младенца каждая. Рождая гротескные тени, освещая всю округу нездешними всполохами, вонзаясь клиньями света в бархатную перину ночи. И все это словно во сне – беззвучно, ни треска и рева пламени, ни дымка и шипения пара. Церковный люд метался по подворью, наперво пытаясь залить пожар – так многим спросонья помстилось, потом просто не понимая что делать, поддавшись общей и дружной панике. А с колокольни лился и лился набат, зовя на помощь окрестный люд, как во дни злой и вражьей годины созывая рати под Божье Слово и пастырское благословление.
Вот только на колокольне не было звонаря, все что осталось от него – пятно красное на лестнице колокольной – не добежал он до колокола, когда первые робкие лучики начали пробиваться из-под алтаря, взбираясь словно живые по иконам, оконным решеткам, по утвари, хоругвям и распятию к потолку, стелясь по полу в разные стороны. Свинтило Николая-звонаря, как под пресс сунуло и впечатало атомы в ступени лестницы. Словно не было человека. Колокол мотался по широкой амплитуде, словно невидимый звонарь с дурной головы -раскачал его во всю силушку, да не остановился а продолжал дергать за верево из всех своих невидимых, нечеловеческих сил.
-С нами Крестная сила, -истово крестились монахи, а отец настоятель принялся читать Молитву от Печати антихристовой, громко выдавая гласные и затягивая их по канонам церковным, витиевато и красиво. Слышно его было плохо, колокол у Церкви Николы Чудотворца голосом обладал могучим, с Валдая, из России везли, а там льют на совесть.
- Гляди братцы, гляди!!! Свят-свят, Господи избави, -монахи загалдели разом в несколько голосов. В раскрытых настежь как на праздник дверях притвора, показались странные, покачивающиеся фигуры, похожие на спящих на ходу или тяжело больных церебральным параличом людей…
Мужики подоспели, когда умруны уже заломали нескольких старцев, а вылезшие следом кровососы гонялись с ревом по подворью за оставшимися. Мощный телом диакон, отче Дионисий, размахивал огромным колуном, как перышком, отгоняя от лежащего у его ног тела отца настоятеля, особо ретивых мертвяков и пытающихся подобраться для прыжка упырей. Перекрывая злобный рык и неразборчивые вопли умрунов, трубный рев, покряхтывание и чавканье кровососов над бойней неслось:
Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут грешницы от лица Божия; а праведницы да возвеселятся. Господь Бог благословен, поспешит нам Бог спасений наших. Дивен Бог во святых Своих, Бог Израилев: Той даст силу и державу людем Своим. Аминь.
Страшен был отец Деонисий, с колуном , запятнанным черным и гнилостно бурым, в одной рубахе нательной, забрызганной такоже. Страшен не столько видом, сколько голосом твердым и мощным, страшен непривычными монаху ремеслом – убивать. Неважно кого или что – убивать в принципе.Хотя как можно лишить жизни тех у кого она стала подобием самой жизни. Злобной и смертельноопасной насмешкой над сущим и Боготворным делом – жизнью.
Уже несколько лет прошло, прихода церковного, как и деревеньки той – Рудьки и не стало уже, несколько выплесков Зоны и регулярные выбросы изменили некогда привычные и благостные места. Церковь уцелела, хотя и стала прибежищем разного мимохожего люда и зверья. Красота тех мест осталась, хоть и стала другой совсем. Хаживали местами теми? Церковь видели на болотах старую? Не помните уже? Не беда – давно приключилось, нет нет да быльем порастет.
25.08.2015г. РТК 60/А. Штаб квартира группировки ДОЛГ.
-Запомни Хазард, КВАД ведет ученых до Сахаровского бункера, по пути они замеры будут кое-какие делать, всех доставить вживе, чтоб ни один хобот, ни одно щупальце их даже не нюхнуло. Вопросы? Приступай.- Авгур человек хоть и веселый, компанейский, но работу знает туго – скажет как отрежет, а потом если что, то и отрежет как скажет.
Спустившись в кубрик за складами, Хазард посмотрел на своих дружно храпящих «Головорезов», подумал несколько мгновений о чем то своем, глянул на часы.
- Кнехты драные, в ружье!!! КВАД подье -о-ом!!!.Не избавится никак командир от своего Средневекового прошлого, чтож поделать – на дворе 21 век, а он все полки на замок Катаров гоняет.
Выходили когда чахоточное солнце Зоны, еще нежилось в серой перине облаков, где-то над Припятью. Мерно вышагивала двойка головного дозора. Хазард замыкая строй, оглядывал построение. Умники как всегда выглядели словно расшалившиеся астронавты, пытались нет-нет да подцепить совочком очередную «уникальность».
-Капеллан, что там сегодня у небесной канцелярии по плану?- Фраза была условной. Замыкающий строй плотного сложения мужик с бородкой и жиденьким хвостиком, выбивающимся из-под шлема, опустил голову и зашептал,-
-Отче наш, услыши молитву раба Божьего твоего Дионисия, Помоги ны в деле нашем благом. Избави от напастей и даруй нам встречу с бесеми, дабы десницею твоею, мы карали их за их грехи неразумные и упокоили Рабов твоих Господи, милостию твоею, не убоявшися их козней, когтей и помыслов. Даруй покой товарищи наши убиенные и усопшия , якоже и мы отдаем им ДОЛГи наши, паче чаяния и молитв наших. Чаю успокоения мертвым и жизни будущего века. Аминь
_________________ Если Господь не хранит стены, напрасно бодрствует стража. Псалом 126. Убивайте всех, Господь своих узнает!(Арнольд Амальрик, Альбигойский крестовый поход, 1209 год) У меня нормальный характер. Это у вас слабые нервы(с)
|